Горечь поражения в войне, суровая жизнь в другой стране в качестве пленного. Мне больно рассказывать об этом снова. По-видимому, такая судьба выпала только нам - молодежи эпохи Тайсё.<<Выискивание вшей в Самхамни.

И вот мы едем по железной дороге из Самхамни на север в Хыннам. В комнате полуразрушенного заводского общежития разместились 24 человека, так что стало достаточно жарко и необходимость в печке отпала. Если ночью встанешь, то потом уже можешь и не найти себе места на полу, чтобы лечь.<<Простите, друзья. Наверное, вам больно, но уж придется потерпеть.>>

По часу дежурили ночью на морозе -20 и провожали до туалета тех, кто страдал куриной слепотой. Было нелегко. При виде прекрасной луны на небе я начинал хлюпать носом, и слезы тут же замерзали на моих щеках.<<Для солдата проигравшей страны полная луна слишком красива.>>

Отплыли из северокорейского порта Хыннам и прибыли в маленький советский порт Посьет. Затем форсированным маршем, без остановок, с трудом протащились по длиннющему полю километров в 20. Некоторым это было не под силу, и они успели наесться грязи.<<Советский солдат: "Эй, ябонский, скарэ, скарэ!" ("Эй, японцы, скорей, скорей!">>

Что толку говорить ему, что мне нужно в туалет, он все равно не понимает слов. Боясь, что могу сбежать, он всегда смотрел, что я делаю, стоя рядом. А у меня из-за этого сам процесс никак не получался.

Попробовал я как-то поработать славянской косой. У молоденькой девушки получалось с легкостью, а с меня только пот течет. "А все потому, что нельзя вертеть спиной" - говорила девушка.

Хоть картинка получилась красивой, однако в тот день разыгралась жуткая метель и в кромешной темноте, когда на расстоянии вытянутой руки ничего не было видно, мы работали под конвоем советских солдат. Многим досталось в тот день. Я тоже в тот день был на волоске от смерти, когда сорвался с обрыва. Меня, сломленного несчастной судьбой, поддержали мои друзья. Когда я пришел в себя, я подумал: "Неужели здесь мне суждено умереть?!".

Должность врачей занимали в основном женщины. Вот и красавица доктор-лейтенант с пышной грудью, осознавая свои достоинства, проходит расправив плечи.... В этой многонациональной стране нет никакого пренебрежения к другим национальностям. И военнопленных японцев осматривали каждого в отдельности, как бы и любого другого человека.

Может ли прах безмятежно покоиться в чужой земле. Неважно немец ты или венгр, все едино. Вот похороны... завтра они могут быть и по тебе.

Если говорить об оптимизме, то славяне вне конкуренции. Стоит одному запеть, как второй подхватывает, и получается дуэт на 2 голоса. Тут же подойдут еще трое или четверо, и вот уже целый хор поет. Думаю, русские - самая музыкально одаренная в мире нация. Никогда не скажут "нельзя", даже если запоет пленный.

Подружился я с летчиком, капитаном Покровским. Веря в японскую порядочность, он доверял мне свои ценные вещи и ключи от склада, а сам бежал на работу. Где он сейчас?

В мокрые от снега портянки совсем молодой солдат заворачивает ноги. Я отдал ему одну пару носок, обычно я одевал сразу две. Спросив, сколько лет, получил ответ -14. Солдат растирал двумя руками почти отмороженные ноги, а в его голубых глазах стояли слезы. О маме, наверное, вспоминал.

Такие непосредственные и наивные, руссkие дети совсем не обращали внимания на расовые различия. То, что мне довелось с ними поиграть, можно назвать большим везением. И слов русских с ними много запомнил. Очень люблю детей!

Следующие два месяца я провёл в больнице в Дроссиковке(?). На две недели я лишился зрения. Я осознал ценность обладания способностью видеть. Я подружился с добросердечными боевыми товарищами и молодым немецким солдатом. Когда я вновь смог видеть, я решил взять шефство над слабыми больными в знак благодарности за помощь, оказанную мне. Изо дня в день меня радовала мысль о том, что я смог быть полезен им.

Раз-два раза в месяц мы ходили в баню. Сидеть на скамейках было больно, из-за худобы кости попадали прямо на твёрдую поверхность скамейки.

Всё-таки зависть к чужой тарелке везде одинакова. Из-за того, что японские блюда выглядят больше, немцы бросают на них злобные взгляды. У них - хлеб и похлёбка, а у японцев - рисовая каша, суп-мисо (домашнего приготовления) и прочее.

Слова прощания на разных языках. Я думаю что мир действительно един и люди во многом похожи друг на друга. Вот например, прощаясь все мы плачем. Незнаем языка, но подними руку и помаши ею и всё станет понятно без слов. Нет, не зря всё это было, и русский лагерь…я так думаю.

В отличие от того поезда, на котором мы въезжали в Россию, в этом поезде двери были настежь. В этой точке мира, в Сибире, солнце не успевает полностью сесть и даже глубокой ночью здесь светло. Их так и зовут белые ночи. По длинной, длинной сибирской железной дороге мы катимся и катимся на восток, на восток…

И у побежденной страны есть реки и горы. Вот они: японские острова, утопающие в зелени, вид порта Маидзуру - на глаза навернулись слезы. Кто-то крикнул "ура!". Некоторые солдаты не были дома уже 10 лет.

"Татами! Татами!" Мы кувыркались на них, стояли на голове, прижимались к ним щекой - такие родные татами! Совсем как мать. Как я рад! Тогда я остро почувствовал, что, наконец-то, вернулся домой.

Поезд с демобилизованными прибыл на станцию Кусанаги (в префектуре Сидзуока). Подбежал младший брат и позвал меня по имени, а потом стал неотрывно смотреть на меня, потолстевшего, пока я выходил из вагона. Подбежал и отец: "Это ты, Нобуо?" - "Да", - ответил я, отдав ему честь. "Я рад…" - выдохнул он и умолк.

“По окончанию второй мировой войны около 600 тысяч плененных японских солдат и офицеров были заключены в тысячи концентрационных лагерей на территории,

протянувшейся от Камчатки на востоке, за Уральские горы до европейской части СССР - на западе и бассейна Енисея - на севере.
В историю вошли не только громкие победы японской армии начала военных действий, но и все те ужасы, предстоявшие пережить после поражения, о которых я и хотел бы рассказать молодому поколению, не знающих войн, для того, что бы это не повторилось снова. Я решил нарисовать эти картины в место своих боевых друзей, которым так и не было суждено опять ступить на родную землю.”